Гр. Допишу я этот несчастный рассказ-флэшмоб или как?
UPD. Йес. От Амиры достались слова "бусина", "стекло", "молоко и виски", "стереть", "панк". С ними надо типа надо написать рассказ. Типа читайте, если кто хочет.
читать дальшеКогда я вошел в столовую, было около половины шестого утра. Часы над входной дверью, те и вовсе показывали двадцать три минуты. Рано. Я понадеялся, что раз еду еще не продают, то хоть внутри никого нет, и конечно, попал пальцем в небо.
Один спящий на табурете у самого входа. Часовой? Трое на диванах у задней стены, неясно, то ли спят, то ли шушукаются. Парень и девчонка за дальним столом заняты исключительно другом другом, эти и конец света пропустят. На высоком стуле, уронив руки и голову на стойку, дремлет неопределенного пола существо в черной майке. В общем-то, не так плохо. Вроде бы им всем до меня дела нет.
Я прошагал к столам слева, к тем, которые у самой боковой стены. В голове назойливо крутились схемы: я сажусь спиной к стене и смогу видеть всю комнату, но тут я как в ловушке: с трех сторон меня окружают местные. Так и так получалось, что пока тот парень сидит у двери, я автоматически оказываюсь в капкане. Второго выхода из столовой не было. Еще раз кидаю взгляд на «часового», развалившегося на неудобном жестком таберете. Тощий, бледный, обритый наголо пацан. Рот его приоткрыт, капля слюны не то чтобы обращает на себя внимание, но уже виднеется между губ.
Ладно, решил я, хрен со всеми вами. И стал стягивать с себя лямки рюкзака.
У меня есть целая туча правил, которым нужно следовать. Все они в той или иной степени служат одной цели: выжить и по возможности сохранить нажитое добро. И подавляющее их большинство связано с людьми и местами их скопления, в частности, такими вот «пирамидами». Народ здесь в основном хилый и болезненный, зато собравшись вместе, здешние обитатели способны задать чужеземцу неплохую трепку. Да и тех, что поодиночке, не стоит списывать со счетов. Рано или поздно все, что ты положишь во внешние карманы комбинезона, окажется в чужих руках. Все, включая, казалось бы, ненужные мелочи вроде исписанного листка бумаги. Того самого, с наспех нацарапанными координатами твоей следующей остановки.
Справившись с рюкзаком, я тяжело опустился на стул. Какое-то время сидел просто так, наслаждаясь неподвижностью и отсутствием ноши за спиной, затем заставил себя проверить, на месте ли ключ и записка.
Существо в черной майке, которое теперь находилось напротив меня, пошевелилось. Я быстро убрал руку из-за пазухи. Кажется, вовремя: подросток приподнялся и помотал головой, стряхивая с себя сон. Слова «PUNKS not DeAd» красовались на его футболке рядом с бордовой буквой «А», заключенной в круг.
Я принял позу повольготней, одной рукой нашаривая «молнию» на внешнем отделении рюкзака.
Существо потянулось, а затем повернуло косматую голову в моем направлении. Мы встретились взглядом.
Я залез в карман рюкзака и, не отрывая взора от малолетнего панка, стал нащупывать сверток.
Существо, откинув пятерней немытые пряди волос, медленно сползло со стула.
Я наконец вытащил промасленный сверток, положил на колени.
Существо – судя по маленьким выпуклостям под майкой спереди, это все же была девчонка – подошло к моему столу. На вид лет пятнадцати, худая, нескладная пацанка со спутанными волосам до плеч, на шее фенька из черных, желтых и оранжевых бусин, беспорядочно нанизанных на нитку. Спереди на ее футболке (кстати, размера на два больше, чем следует) чем-то вроде розового мела были написаны не то по-английски, не то по-чешски буквы «MOLOKO I VICSKI». Что бы они означали?..
Я развернул сверток с бутербродами и сказал ей:
− Привет.
Девчонка почесала подбородок. Когда она подняла руку, я заметил на запястье такую же разноцветную феньку. Здороваться не стала, а вместо этого озадачилась вопросом:
− А ты откуда?
− Сверху, - я постарался, чтобы это прозвучало небрежно.
Наверное, плохо постарался. Девчонка оживилась, глазенки ее засверкали. Я ожидал вечных вопросов о том, как там наверху, да что я тут делаю, да надолго ли, но моя новая знакомая на поверку оказалась оригинальнее.
− Хочешь, я тебе спою? – с готовностью предложила она.
Трудно представить более неподходящее время и место для занятий пением. В моем мозгу ситуация как-то в один момент перешла из разряда слегка напряженных в разряд комических. Даже несмотря на то, что одна громкая нота, изданная панкершей, перебудит всех находящихся в столовой, и вот тогда-то мои планы окончательно пойдут прахом.
Но она, кажется, и впрямь собралась петь. Я поторопился ответить отрицательно, и ее это, кажется, слегка задело.
− Я хорошо пою. Реально хорошо. Я ведь солистка нашей группы.
− Группы? – переспросил я.
− Ну да, - она показала на непонятные буквы на груди и пузе. – Панк-рок-группа «Молоко и виски», вот на футболке написано.
− Молоко и виски?!
Интересно, пробовала ли она хоть один из этих напитков…
− Ну, а че? Скиф говорит, название должно звучать, ну там, не просто «такие-то», а что-то, что запоминается… Еще он сказал, что надо иностранными буквами написать, так круче… Скиф – это наш лидер, и на гитаре он играет, - пояснила она для меня.
Слушая ее, разворачиваю бутерброды. Разговорами сыт не будешь.
− У нас в группе три человека всего, но это даже лучше, никого лишних нет, - продолжала тем временем пацанка. – У нас есть две настоящие гитары, одна нормальная, другая немного того… но Скиф ее починит, он обещал. И ударные есть, ну эти, конечно, не совсем… ну, мы их сами сделали. А я пою и тексты придумываю…Мы в этой столовке концерты устраиваем иногда, пока бесплатно, а потом начнем деньги брать. И чужакам я пою… которые снаружи приходят, как ты… за деньги.
Она снова с надеждой посмотрела на меня, и я с набитым ртом поспешил отказаться.
− Вообще мы здорово придумали с группой, - продолжила девчушка уже не так жизнерадостно. – И деньги, и занятие…
Она так упорно не смотрела на мои бутерброды, что я сам указал ей на них рукой. Немного поколебавшись, панкерша вгрызлась в хлеб с маргарином. Фенечка с запястья спадает на узкую кисть, и девочке приходится время от времени встряхивать рукой, отгоняя назад непослушный браслетик.
− Тебе так нужны деньги? – спросил я.
Она кивнула и стала жевать с удвоенной скоростью: явно желала что-то сказать.
− Хочу выбраться отсюда, - наконец удалось произнести ей. – Нельзя же всю жизнь в «пирамиде» провести. Тут к нам раз в полгода приезжают эти, скафандрами торгуют… ну такие все из себя, с охраной. Просто так не возьмешь. А денег накопить можно. Вот несколько лет если работать, как говорят, и еще группой подрабатывать, то уже реально… Меня до восемнадцати все равно не выпустят. Вот годам к двадцати…
«Пирамиды» на самом деле были пирамидами, только перевернутыми вверх основанием. Когда в век стекла и бетона хорошего места над землей для постройки разного рода увеселительных заведений стало не хватать, архитекторы обратились к подземным зданиям. Параллелепипеды, конусы, пирамиды, уходящие в глубины земли… Не в такие уж глубины, конечно, уровней на шесть-семь. В них обустраивались торговые и развлекательные центры, сдавались в аренду недорогие офисы, кое-где открывались музеи. Однако, как показала практика, хотя люди в большинстве своем хорошо переносят поездки на подземном транспорте, ужинать в кафе на уровне двацати метров под землей согласен далеко не каждый. Мировая экономика тогда еще не дошла до ручки, и среднестатистический житель мог позволить себе ходить за покупками в надземный магазин. Как результат, подземные комплексы со временем стали пристанищем для различного сброда, дешевым и небезопасным местом.
Однако стереть с лица земли «пирамиды» достаточно сложно. При взрывах верхние уровни разворотило, но нижние, с аварийными генераторами и запасами провизии, остались целы. Подземные комплексы наравне с метрополитеном стали для тысяч граждан убежищами – и тюрьмами. Но если в другого рода убежищах был пусть относительный, но порядок, была иерархия, был устав, то в «пирамидах» зачастую царила анархия.
У меня есть целая туча правил, которым нужно следовать. Только у обитателей такой «пирамиды» их еще больше. У каждого свои. Каждый хочет выбраться на волю. Каждый третий готов ради этого идти по трупам. Охрана торговцев, о которой упомянула панкерша, представляет собой маленькую армию, как по количеству голов, так и по умениям. Просто чтобы быть уверенными, что и вправлу состоится торговля, а не грабеж. Но есть и вот такие, «заработаю», «куплю», «через пару лет»… Ни один из них не выходит наружу.
Девчушка закончила поедать мои бутерброды и теперь ждала чего-то. Уж не волшебных ли слов «Пойдем со мной, у меня как раз завалялся лишний скафандр»?
Я встал с места: в убежище были и другие дела. Раз уж позавтракать не удалось даже своими продуктами, засиживаться здесь нечего.
− А ты куда сейчас? – спросила новая знакомая. Или незнакомая? Имен-то не знаем…
Я уйду, она останется. Никогда больше мы не повстречаемся. И отчего-то тронула меня сентиментальность.
Сунув руку за пазуху, я вытащил листок с координатами. Странно, берег как зеницу ока, тому воришке в прошлом убежище едва голову не размозжил о стену, требуя обратно, а сейчас просто так беру и отдаю незнакомой девочке-подростку, которая, конечно, выкинет его в мусорку или сначала высморкается в него, а потом все равно выкинет…
− Гляди, вот место, куда я направляюсь, - протягиваю ей сложенный вдвое листочек. – Туда я прихожу время от времени, так что выйдешь наверх – заходи в гости. Тогда и споешь.
Она берет бумажку, на лице проскальзывает разочарование. Моя секундная сентиментальность стала для нее сродни очередной нотации. В самом деле, пришел черт знает откуда, мелочи не дал, подразнил свободой – и уходит, а напоследок оставляет исчерканный обрывок бумаги.
− Ну и вали, - скучным голосом говорит она.
Я взваливаю на плечи рюкзак. Когда выхожу из столовой, часы показывают сорок четыре минуты.
Все это время, пока я шел по бесчисленным коридорам, я спрашивал себя: что, если она и в самом деле выйдет из «пирамиды»? Не она, так кто-то, кому она этот листок отдаст/продаст, кто-то, кто его подберет? Координаты я помнил назубок, но не должен был их говорить никому. Теперь о месте знают двое. А будут знать больше. Еще бы ключ отдал для полного счастья… Зачем я рискую? Вернуться, отобрать…
Ключ.
Я замер и проверил содержимое внутреннего кармана.
Ключключключ.
Его не было.
Спокойно. Никто к тебе за пазуху не лез. Выронил, когда отдавал записку? Или хуже: ключ затерялся в самой записке, сложенной вдвое?
Сердце застучало о ребра. Я развернулся и быстро пошел обратно, давя в себе желание побежать. Коридор, еще один… Вереница бесконечных проходов. Кое-где бродят проснувшиеся люди, но на меня никто не обращает внимания. Так. По крайней мере, она не сразу могла догадаться рвануть вверх, к машине. А вдруг? И я останусь тут навсегда, вместо нее, запертый в грязной подземной дыре, и…
Не думай. Ты найдешь ее.
Путь на верхние уровни так или иначе лежит мимо двери столовой. Загляну.
Девчонку я увидел сразу, как ворвался в столовую. Полулежала на столе, вертя перед собой записку. Ключ был рядом на столешнице.
− А-а, это ты, - протянула пацанка. – Твой шмот? Не раскидывай в следующий раз.
Я схватил ключик. Народ вокруг уже продирал глаза, слезал с диванов и стульев. Но я не дал им шанса полюбоваться на себя. Молча, даже не ответив панкерше, вышел из комнаты, заметив время на часах: пятьдесят одна минута.
Семь минут. Эта странная девчонка сидела и рассматривала мой подарок, а рядом все это время находилось ее спасение, ее свобода, и – почему бы нет? – благополучие. Она могла бы увидеть небо, горизонт, ощутить свободу, повидать другие убежища, встретить новых людей, обрести семью, завести собаку... Хотя скорее всего, она бы погибла где-нибудь неподалеку, потому что неприспособлена для жизни в верхнем мире. Но ведь перед смертью исполнилась бы ее мечта. Разве это плохо?
Никто никогда не узнает, что было бы с пятнадцатилетней панк-певицей из «пирамиды», ведь она не воспользовалась своим шансом. У нее было семь минут на свободу, приключения, восторг, семь минут на испуг, боль и смерть, а она все их провела сидя в грязной столовке и рассматривая вещь, которая отныне станет для нее лишь сувениром.
Странная штука – жизнь.
UPD. Йес. От Амиры достались слова "бусина", "стекло", "молоко и виски", "стереть", "панк". С ними надо типа надо написать рассказ. Типа читайте, если кто хочет.
читать дальшеКогда я вошел в столовую, было около половины шестого утра. Часы над входной дверью, те и вовсе показывали двадцать три минуты. Рано. Я понадеялся, что раз еду еще не продают, то хоть внутри никого нет, и конечно, попал пальцем в небо.
Один спящий на табурете у самого входа. Часовой? Трое на диванах у задней стены, неясно, то ли спят, то ли шушукаются. Парень и девчонка за дальним столом заняты исключительно другом другом, эти и конец света пропустят. На высоком стуле, уронив руки и голову на стойку, дремлет неопределенного пола существо в черной майке. В общем-то, не так плохо. Вроде бы им всем до меня дела нет.
Я прошагал к столам слева, к тем, которые у самой боковой стены. В голове назойливо крутились схемы: я сажусь спиной к стене и смогу видеть всю комнату, но тут я как в ловушке: с трех сторон меня окружают местные. Так и так получалось, что пока тот парень сидит у двери, я автоматически оказываюсь в капкане. Второго выхода из столовой не было. Еще раз кидаю взгляд на «часового», развалившегося на неудобном жестком таберете. Тощий, бледный, обритый наголо пацан. Рот его приоткрыт, капля слюны не то чтобы обращает на себя внимание, но уже виднеется между губ.
Ладно, решил я, хрен со всеми вами. И стал стягивать с себя лямки рюкзака.
У меня есть целая туча правил, которым нужно следовать. Все они в той или иной степени служат одной цели: выжить и по возможности сохранить нажитое добро. И подавляющее их большинство связано с людьми и местами их скопления, в частности, такими вот «пирамидами». Народ здесь в основном хилый и болезненный, зато собравшись вместе, здешние обитатели способны задать чужеземцу неплохую трепку. Да и тех, что поодиночке, не стоит списывать со счетов. Рано или поздно все, что ты положишь во внешние карманы комбинезона, окажется в чужих руках. Все, включая, казалось бы, ненужные мелочи вроде исписанного листка бумаги. Того самого, с наспех нацарапанными координатами твоей следующей остановки.
Справившись с рюкзаком, я тяжело опустился на стул. Какое-то время сидел просто так, наслаждаясь неподвижностью и отсутствием ноши за спиной, затем заставил себя проверить, на месте ли ключ и записка.
Существо в черной майке, которое теперь находилось напротив меня, пошевелилось. Я быстро убрал руку из-за пазухи. Кажется, вовремя: подросток приподнялся и помотал головой, стряхивая с себя сон. Слова «PUNKS not DeAd» красовались на его футболке рядом с бордовой буквой «А», заключенной в круг.
Я принял позу повольготней, одной рукой нашаривая «молнию» на внешнем отделении рюкзака.
Существо потянулось, а затем повернуло косматую голову в моем направлении. Мы встретились взглядом.
Я залез в карман рюкзака и, не отрывая взора от малолетнего панка, стал нащупывать сверток.
Существо, откинув пятерней немытые пряди волос, медленно сползло со стула.
Я наконец вытащил промасленный сверток, положил на колени.
Существо – судя по маленьким выпуклостям под майкой спереди, это все же была девчонка – подошло к моему столу. На вид лет пятнадцати, худая, нескладная пацанка со спутанными волосам до плеч, на шее фенька из черных, желтых и оранжевых бусин, беспорядочно нанизанных на нитку. Спереди на ее футболке (кстати, размера на два больше, чем следует) чем-то вроде розового мела были написаны не то по-английски, не то по-чешски буквы «MOLOKO I VICSKI». Что бы они означали?..
Я развернул сверток с бутербродами и сказал ей:
− Привет.
Девчонка почесала подбородок. Когда она подняла руку, я заметил на запястье такую же разноцветную феньку. Здороваться не стала, а вместо этого озадачилась вопросом:
− А ты откуда?
− Сверху, - я постарался, чтобы это прозвучало небрежно.
Наверное, плохо постарался. Девчонка оживилась, глазенки ее засверкали. Я ожидал вечных вопросов о том, как там наверху, да что я тут делаю, да надолго ли, но моя новая знакомая на поверку оказалась оригинальнее.
− Хочешь, я тебе спою? – с готовностью предложила она.
Трудно представить более неподходящее время и место для занятий пением. В моем мозгу ситуация как-то в один момент перешла из разряда слегка напряженных в разряд комических. Даже несмотря на то, что одна громкая нота, изданная панкершей, перебудит всех находящихся в столовой, и вот тогда-то мои планы окончательно пойдут прахом.
Но она, кажется, и впрямь собралась петь. Я поторопился ответить отрицательно, и ее это, кажется, слегка задело.
− Я хорошо пою. Реально хорошо. Я ведь солистка нашей группы.
− Группы? – переспросил я.
− Ну да, - она показала на непонятные буквы на груди и пузе. – Панк-рок-группа «Молоко и виски», вот на футболке написано.
− Молоко и виски?!
Интересно, пробовала ли она хоть один из этих напитков…
− Ну, а че? Скиф говорит, название должно звучать, ну там, не просто «такие-то», а что-то, что запоминается… Еще он сказал, что надо иностранными буквами написать, так круче… Скиф – это наш лидер, и на гитаре он играет, - пояснила она для меня.
Слушая ее, разворачиваю бутерброды. Разговорами сыт не будешь.
− У нас в группе три человека всего, но это даже лучше, никого лишних нет, - продолжала тем временем пацанка. – У нас есть две настоящие гитары, одна нормальная, другая немного того… но Скиф ее починит, он обещал. И ударные есть, ну эти, конечно, не совсем… ну, мы их сами сделали. А я пою и тексты придумываю…Мы в этой столовке концерты устраиваем иногда, пока бесплатно, а потом начнем деньги брать. И чужакам я пою… которые снаружи приходят, как ты… за деньги.
Она снова с надеждой посмотрела на меня, и я с набитым ртом поспешил отказаться.
− Вообще мы здорово придумали с группой, - продолжила девчушка уже не так жизнерадостно. – И деньги, и занятие…
Она так упорно не смотрела на мои бутерброды, что я сам указал ей на них рукой. Немного поколебавшись, панкерша вгрызлась в хлеб с маргарином. Фенечка с запястья спадает на узкую кисть, и девочке приходится время от времени встряхивать рукой, отгоняя назад непослушный браслетик.
− Тебе так нужны деньги? – спросил я.
Она кивнула и стала жевать с удвоенной скоростью: явно желала что-то сказать.
− Хочу выбраться отсюда, - наконец удалось произнести ей. – Нельзя же всю жизнь в «пирамиде» провести. Тут к нам раз в полгода приезжают эти, скафандрами торгуют… ну такие все из себя, с охраной. Просто так не возьмешь. А денег накопить можно. Вот несколько лет если работать, как говорят, и еще группой подрабатывать, то уже реально… Меня до восемнадцати все равно не выпустят. Вот годам к двадцати…
«Пирамиды» на самом деле были пирамидами, только перевернутыми вверх основанием. Когда в век стекла и бетона хорошего места над землей для постройки разного рода увеселительных заведений стало не хватать, архитекторы обратились к подземным зданиям. Параллелепипеды, конусы, пирамиды, уходящие в глубины земли… Не в такие уж глубины, конечно, уровней на шесть-семь. В них обустраивались торговые и развлекательные центры, сдавались в аренду недорогие офисы, кое-где открывались музеи. Однако, как показала практика, хотя люди в большинстве своем хорошо переносят поездки на подземном транспорте, ужинать в кафе на уровне двацати метров под землей согласен далеко не каждый. Мировая экономика тогда еще не дошла до ручки, и среднестатистический житель мог позволить себе ходить за покупками в надземный магазин. Как результат, подземные комплексы со временем стали пристанищем для различного сброда, дешевым и небезопасным местом.
Однако стереть с лица земли «пирамиды» достаточно сложно. При взрывах верхние уровни разворотило, но нижние, с аварийными генераторами и запасами провизии, остались целы. Подземные комплексы наравне с метрополитеном стали для тысяч граждан убежищами – и тюрьмами. Но если в другого рода убежищах был пусть относительный, но порядок, была иерархия, был устав, то в «пирамидах» зачастую царила анархия.
У меня есть целая туча правил, которым нужно следовать. Только у обитателей такой «пирамиды» их еще больше. У каждого свои. Каждый хочет выбраться на волю. Каждый третий готов ради этого идти по трупам. Охрана торговцев, о которой упомянула панкерша, представляет собой маленькую армию, как по количеству голов, так и по умениям. Просто чтобы быть уверенными, что и вправлу состоится торговля, а не грабеж. Но есть и вот такие, «заработаю», «куплю», «через пару лет»… Ни один из них не выходит наружу.
Девчушка закончила поедать мои бутерброды и теперь ждала чего-то. Уж не волшебных ли слов «Пойдем со мной, у меня как раз завалялся лишний скафандр»?
Я встал с места: в убежище были и другие дела. Раз уж позавтракать не удалось даже своими продуктами, засиживаться здесь нечего.
− А ты куда сейчас? – спросила новая знакомая. Или незнакомая? Имен-то не знаем…
Я уйду, она останется. Никогда больше мы не повстречаемся. И отчего-то тронула меня сентиментальность.
Сунув руку за пазуху, я вытащил листок с координатами. Странно, берег как зеницу ока, тому воришке в прошлом убежище едва голову не размозжил о стену, требуя обратно, а сейчас просто так беру и отдаю незнакомой девочке-подростку, которая, конечно, выкинет его в мусорку или сначала высморкается в него, а потом все равно выкинет…
− Гляди, вот место, куда я направляюсь, - протягиваю ей сложенный вдвое листочек. – Туда я прихожу время от времени, так что выйдешь наверх – заходи в гости. Тогда и споешь.
Она берет бумажку, на лице проскальзывает разочарование. Моя секундная сентиментальность стала для нее сродни очередной нотации. В самом деле, пришел черт знает откуда, мелочи не дал, подразнил свободой – и уходит, а напоследок оставляет исчерканный обрывок бумаги.
− Ну и вали, - скучным голосом говорит она.
Я взваливаю на плечи рюкзак. Когда выхожу из столовой, часы показывают сорок четыре минуты.
Все это время, пока я шел по бесчисленным коридорам, я спрашивал себя: что, если она и в самом деле выйдет из «пирамиды»? Не она, так кто-то, кому она этот листок отдаст/продаст, кто-то, кто его подберет? Координаты я помнил назубок, но не должен был их говорить никому. Теперь о месте знают двое. А будут знать больше. Еще бы ключ отдал для полного счастья… Зачем я рискую? Вернуться, отобрать…
Ключ.
Я замер и проверил содержимое внутреннего кармана.
Ключключключ.
Его не было.
Спокойно. Никто к тебе за пазуху не лез. Выронил, когда отдавал записку? Или хуже: ключ затерялся в самой записке, сложенной вдвое?
Сердце застучало о ребра. Я развернулся и быстро пошел обратно, давя в себе желание побежать. Коридор, еще один… Вереница бесконечных проходов. Кое-где бродят проснувшиеся люди, но на меня никто не обращает внимания. Так. По крайней мере, она не сразу могла догадаться рвануть вверх, к машине. А вдруг? И я останусь тут навсегда, вместо нее, запертый в грязной подземной дыре, и…
Не думай. Ты найдешь ее.
Путь на верхние уровни так или иначе лежит мимо двери столовой. Загляну.
Девчонку я увидел сразу, как ворвался в столовую. Полулежала на столе, вертя перед собой записку. Ключ был рядом на столешнице.
− А-а, это ты, - протянула пацанка. – Твой шмот? Не раскидывай в следующий раз.
Я схватил ключик. Народ вокруг уже продирал глаза, слезал с диванов и стульев. Но я не дал им шанса полюбоваться на себя. Молча, даже не ответив панкерше, вышел из комнаты, заметив время на часах: пятьдесят одна минута.
Семь минут. Эта странная девчонка сидела и рассматривала мой подарок, а рядом все это время находилось ее спасение, ее свобода, и – почему бы нет? – благополучие. Она могла бы увидеть небо, горизонт, ощутить свободу, повидать другие убежища, встретить новых людей, обрести семью, завести собаку... Хотя скорее всего, она бы погибла где-нибудь неподалеку, потому что неприспособлена для жизни в верхнем мире. Но ведь перед смертью исполнилась бы ее мечта. Разве это плохо?
Никто никогда не узнает, что было бы с пятнадцатилетней панк-певицей из «пирамиды», ведь она не воспользовалась своим шансом. У нее было семь минут на свободу, приключения, восторг, семь минут на испуг, боль и смерть, а она все их провела сидя в грязной столовке и рассматривая вещь, которая отныне станет для нее лишь сувениром.
Странная штука – жизнь.